Всякому, кто учился в школе в СССР или России, известно, что «Слово о полку Игореве» — выдающийся памятник древнерусской литературы и всё такое прочее, как и полагается произведению, вошедшему в школьную программу.
Не все, однако, знают, что «Слово…» — произведение, уникальное не только своими литературными достоинствами, но и своей историей. В школьную программу оно попало по соображениям не только литературным, но и идеологическим. Точнее, попало оно туда задолго до того, как были решены последние вопросы с его подлинностью.
А начались вопросы почти с самой его находки. Возникли они из-за того, что на самом деле ситуация со «Словом…» уникальна — у нас нет ни одного его древнего списка, только текст, в чём виноват был Наполеон. И выяснять, настоящий ли текст, предстояло только по этому самому тексту — ни тебе бумаги пергамента, ни чернил, ни почерка писца — словом, ничего, что обычно помогает выяснить подлинность древних рукописей.
У кого в начале было «Слово» и при чём тут Наполеон
Даже обнаружено «Слово» было при довольно загадочных обстоятельствах. Алексей Иванович Мусин-Пушкин, довольно известный и удачливый собиратель древних рукописей, в конце XVIII века купил некий сборник.
По собственным Алексея Ивановича словам, купил он сборник в конце 1780-х годов у настоятеля Спасо-Преображенского монастыря Иоиля Быковского, укравшего его из монастырской библиотеки. В сборник входили «Хронограф», Новгородская первая летопись младшего извода, «Сказание об Индийском царстве», «Повесть об Акире Премудром», «Девгениево деяние» и «Слово».
Однако в 1992 году сборник Спасо-Преображенского монастыря благополучно нашёлся в Ярославском музее, и никакого «Слова» в нём не было. Предположили, что Мусин-Пушкин получил рукопись со «Словом» из библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря зимой 1791—1792 годов.
Сама же рукопись хранилась во дворце Мусина-Пушкина на Разгуляе и вместе с самим дворцом сгорела в пожаре Москвы в 1812 году. Первоисточника, таким образом, не осталось. Зато остались первое издание, копия древнерусского текста «Слова» с переводом и примечаниями, изготовленная Мусиным-Пушкиным для Екатерины II — «Екатерининская копия» и «бумаги Малиновского» — выписки из рукописи, сделанные Алексеем Малиновским, первым переводчиком «Слова» и автором примечаний к первому изданию.
А был ли сборник?
Естественно, при таких условиях не могло не возникнуть сомнений в том, что «Слово» вообще имеет какое-либо отношение к Древней Руси, а не является подделкой. К тому же в «Слове» довольно скоро обнаружились сходства и параллели с «Задонщиной» — рассказом о Куликовской битве, написанным между 1380 и 1470 годами. При этом очевидно и общеизвестно, что язык «Слова» намного архаичнее языка «Задонщины», что, по мысли сторонников поддельности «Слова», говорит о том, что фальсификатор просто переписывал «Задонщину».
Почти сразу после публикации на «Слово» ополчились литературоведы, считавшие его подделкой XVIII века. Однако после публикации в середине XIX века «Задонщины», в подлинности которой сомнений не было и которая, несомненно, связана со «Словом», вплоть до заимствования из него целых пассажей, подлинность «Слова» долгое время никто не оспаривал.
Но в конце XIX — начале XX века французские слависты Луи Леже и Андре Мазон выдвинули новые версии подделки «Слова». По их мнению, «Слово о полку Игореве» было создано в конце XVIII века по образцу «Задонщины». Авторство текста приписывалось А. И. Мусину-Пушкину, Н. Н. Бантыш-Каменскому, подготовившему к публикации древнерусский текст, и архимандриту Иоилю Быковскому.
Не отставали от литературоведов и историки. Так, советский историк А. А. Зимин 1960-е — 1970-е годы считал автором «Слова» архимандрита Иоиля. В советское время, когда версия подлинности пользовалась официальной поддержкой, Зимину устроили образцово-показательный разгром, а полностью его труд был издан только в 2006 году.
В 1970 — 1990-х годах немецкие и австрийские филологи — К. Трост, М. Хендлер и Р. Айтцетмюллер выдвинули версию об авторстве Н. М. Карамзина. В 2003 году американский славист Эдвард Кинан предположил, что «Слово» было сочинено чешским филологом и просветителем Йозефом Добровским.
А что же лингвисты?
В основном версии о подделке выдвигали, как видим, историки и литературоведы. Но ведь от «слова» сохранился, собственно, один только текст, а текстами занимаются лингвисты. И что же они? А лингвисты всегда практически единодушно придерживались мнения о подлинности «Слова».
Дело в том, что с одной стороны авторы версий о поддельности исходили из ошибочного предположения, что якобы имитировать древний язык так, чтобы этого никто не заметил — проще простого. В самом деле, удалось же Вацлаву Ганке изготовить Краледворскую и Зеленогорскую рукописи так, что их поддельность довольно долго не удавалось доказать!
Однако Ганка, при всей его личной непорядочности, всё же был выдающимся лингвистом-богемистом. Но даже и при этом Я. Гебауэр, проанализировав тексты, нашёл в них около 1000 ошибок на 6000 слов — отклонений от закономерностей, наблюдавшихся в подлинных древнечешских текстах. Подделка, таким образом, не продержалась и 60 лет. А ведь никто из подозреваемых в подделке не был и вполовину таким хорошим лингвистом, как Ганка. Как писал академик А. А. Зализняк:
Рассказ о том, что кто-то написал безупречный длинный текст на чужом языке (или на своем, но тысячелетней давности), далекими от лингвистики людьми не воспринимается как рассказ о подвиге или чуде. Они скорее возьмутся обсуждать вопрос о том, зачем это могло автору понадобиться, чем то, как ему это удалось. Они вполне готовы допустить, например, что это было сделано между делом, в качестве озорной шутки.
Второй ошибкой в версиях подделки была их нефальсифицируемость. Проводя пословный анализ «Слова», авторы исходили из того, что если какое-то слово в подлинных рукописях не встречается — поддельщик его придумал сам, а если встречается — оттуда и взял, где оно есть. Понятно, что при таком подходе распознать подлинный текст просто невозможно.
На обе эти ошибки указал уже Р. О. Якобсон в работе 1948 года La Geste du Prince Igor’. Однако для окончательного решения вопроса необходимы были заведомо подлинные древнерусские тексты, которые точно не могли быть известны поддельщику. Именно такими текстами и стали берестяные грамоты, а работу по сверке древних текстов с текстом «Слова» провёл академик А. А. Зализняк в книге «Слово о полку Игореве: взгляд лингвиста».
Подводя итог своему анализу, Зализняк указывает на особенности «Слова», однозначно говорящие о его подлинности.
- Около полусотни меняющихся во времени параметров русского языка указывают, что «Слово о полку Игореве» было написано в XII веке и переписано в XV—XVI веках. В тексте «Слова» нет ни одной ошибки, даже если он и подделано, то только профессиональным лингвистом.
- Однако часть выявленных в тексте «Слова» закономерностей была установлена только в XX—XXI веках. Фальсификатор должен был в одиночку проделать работу тысяч учёных по исследованию языка за два века и ему должны были быть доступны для исследования тексты, которые ещё не были открыты в его время — в первую очередь, берестяные грамоты.
Возможность простой имитации и возможность «интуитивно» воспроизводить древний текст, начитавшись аналогов, Зализняк тоже рассматривает. При имитации неродного языка неизбежна хотя бы одна ошибка лингвистического толка, но тем не менее лингвистических ошибок в «Слове о полку Игореве» нет даже с учётом вновь открываемых текстов и лингвистических правил. Все известные науке имитаторы ошибаются ещё чаще, чем профессиональные фальсификаторы.
Если же какому-то гениальному лингвисту удалось опередить своё время более чем на 200 лет, то совершенно невероятно, чтобы он променял славу фактического первооткрывателя древнерусского языка на прозябание в безвестности с осознанием того, что ему удалось всех надуть.
