Самый страшный и самый нелогичный момент в «Анне Карениной»

 «Анну Каренину» трудно назвать позитивным и жизнеутверждающим романом, страшного и тяжелого там много: болезни, смерти, падение репутаций, разбитые сердца, несбывшиеся надежды… Но, в большинстве, они вполне непротиворечиво «привязываются» к нормальному, естественному течению жизни – и уже поэтому принимаются. Да, такова жизнь. Собственно, Л.Н. Толстого обычно и ценят за реализм, тонкое проникновение в движения души и реалии бытия.

Но самый страшный момент романа, момент слома сюжета, точка невозврата, после которой какое-либо развитие ситуации в семействе Карениных становится невозможным – он не имеет никакого объяснения. Подчеркиваю – с этого момента невозможным становится любое развитие событий, хоть к добру, хоть к худу, ситуация наглухо замыкается в себе и становится безвыходной (в условиях правового поля и морали XIX века). До этого через встречи и разлуки, любови и измены, болезни, трагедии, скандалы и прочее ситуация все-таки продвигалась, изменялась, впереди были какие-то ходы и решения. После – уже тупик.

При этом пропустить при чтении ключевой эпизод очень легко. В тексте он занимает всего полторы строчки в конце четвертой части. Это у Толстого-то, славящегося (или раздражающего, кого как) подробными описаниями. Подозреваю, сделано это потому, что никакого оправдания такому ходу дел нет. Здесь автор отступает от логики и реалистичности и своим произволом ломает ход действия.

А выглядит этот эпизод так:

Чрез месяц Алексей Александрович остался один с сыном на своей квартире, а Анна с Вронским уехала за границу, не получив развода и решительно отказавшись от него.

Почему такой вариант событий выглядит неправдоподобным и страшным? Придется объяснить читателям некоторые правовые реалии тех лет. Впрочем, вот тут Толстой дотошен и подробно их описывает, сохраняя для потомков.

Итак, несколько ранее А.А.Каренин консультируется с адвокатом и получает такие сведения:

Развод по нашим законам, возможен, как вам известно, в следующих случаях: физические недостатки супругов, затем безвестная пятилетняя отлучка, затем прелюбодеяние. .. Прелюбодеяние одного из супругов и уличение преступной стороны по взаимному соглашению и, помимо такого соглашения, уличение невольное... Самое обычное и простое, разумное, я считаю, есть прелюбодеяние по взаимному соглашению.

— Это вне вопроса в настоящем случае, — сказал он (А.А.К). — Тут только один случай возможен: уличение невольное, подтвержденное письмами, которые я имею.

При упоминании о письмах адвокат поджал губы и произвел тонкий соболезнующий и презрительный звук. — Изволите видеть, — начал он. — Дела этого рода решаются, как вам известно, духовным ведомством; отцы же протопопы в делах этого рода большие охотники до мельчайших подробностей... — Письма, без сомнения, могут подтвердить отчасти; но улики должны быть добыты прямым путем, то есть свидетелями.

Т.е. развод XIX века – это не нынешнее заявление в ЗАГС «не сошлись характерами», а очень трудная и публичная процедура с предоставлением свидетельских показаний об измене.

Впрочем, адвокат сам предлагает готовые наработки процесса «по взаимному соглашению». Почему же это не устраивает Каренина и ужасает родственников Анны? Долли прямо говорит: Все, только не развод! …Нет, это ужасно. Она будет ничьей женой, она погибнет!

Вот тут логика современного читателя ломается. Почему погибнет, почему «ничьей женой»? Выйдет за Вронского, делов-то! А дело в том, что сторона-ответчик больше не имела права вступать в брак! Он просто не мог быть зарегистрирован! Именно об этом говорит Стива Облонский, когда после выздоровления Анны приезжает к Каренину на переговоры.

Да, развод, — краснея, повторил Степан Аркадьич… Тут только одно соображение: желает ли один из супругов вступить в другой брак? Если нет, так это очень просто.

Вот отчего «добрый малый» Стива краснеет и мнется: ему необходимо убедить Каренина взять вину за развод на себя, чтобы дать возможность Анне вновь выйти замуж. При этом Алексей Александрович мало того, что уже не сможет вступить в новый брак, пятно на репутации в лучшем случае не позволит ему продвигаться по службе. В худшем же он вынужден будет подать в отставку. А ведь работа с юности составляет весь смысл его жизни!

Тем не менее, Каренин дает такое согласие: я беру на себя позор, отдаю даже сына.

Очень трудное, почти невозможное решение, принятое, по сути, в состоянии аффекта. Облонский это прекрасно понимает.

Когда Степан Аркадьич вышел из комнаты зятя, он был тронут, но это не мешало ему быть довольным тем, что он успешно совершил это дело, так как он был уверен, что Алексей Александрович не отречется от своих слов.

И что дальше? А дальше дело по непонятным причинам не доводится до конца. Объяснения этому нет, кроме желания автора выставить Анну развратной истеричной тупицей, любящей поломаться напоказ.

Я неизбежно сделала несчастие этого человека, — думала она, — но я не хочу пользоваться этим несчастием; я тоже страдаю и буду страдать: я лишаюсь того, чем я более всего дорожила, — я лишаюсь честного имени и сына. Я сделала дурно и потому не хочу счастия, не хочу развода и буду страдать позором и разлукой с сыном.

Современные читатели часто говорят: ах, мерзкое общество лицемеров, Анна хотя бы была честна в своей любви! Нет, в этом решении она не была честна. Это как раз лицемерие: отказаться от развода, но при этом разрушить карьеры двух мужчин, будущее сына и свое место в жизни ради "страданий". Точнее, было бы лицемерием, если бы за таким поведением стоял хоть какой-то смысл. Но смысла нет. Есть только авторский произвол.

Ну даже если это так, то о чем думали мужчины? Ведь действовать надлежало им. Это, опять же, не современные времена, когда женщина сама ходит по судам и оформляет все бумаги. Или им тоже захотелось "страдать"?

Вронский отказывается от назначения в Ташкент, вызывает высшее неодобрение и подает в отставку. Всё, для него навсегда закрыта и военная, и гражданская служба. Он теперь частное лицо, помещик, не более. В финале и на войну он поедет как частное лицо, доброволец. Почему же он не способствует достижению цели, ради которой приносит такие жертвы?

Каренин, давая такое согласие, тоже морально готов к отставке и самым туманным перспективам жизни. Но в данный момент и это для него лучше, чем неопределенность. А он – человек плана, алгоритма и логики, решил – сделал. Раз принял трудное решение, то должен был постараться воплотить его в жизнь.

Стива Облонский приложил огромные дипломатические усилия, добившись от Каренина невозможного, самоубийственного согласия. Почему он, каким бы легкомысленным оболтусом ни был, не настаивает на доведении дело до конца? Он же понимает, что второй раз, после отказа, Каренин на такое не пойдет.

И ведь Анна с Вронским уезжают не сразу, а через месяц. Т.е. все уже немного успевают остыть и должны быть в состоянии действовать хоть немного здраво.

Никакого объяснения таким решениям множества людей нет. Но, как я уже говорила в начале, это напрочь отрубает все пути развития ситуации. Зато дает возможность показать процессы загнивания, разложения и гибели.